«Я помню момент, когда в мою жизнь вошел с экрана и навсегда остался в душе Анджей Вайда. Даже не мог себе представить, что когда-нибудь мне доведется с ним встретиться. Под этим именем жила надежда всей Восточной Европы, которая находилась в руках коммунистического режима. Когда смотрел его фильмы, всегда думал: какие же поляки смелые! Мы помним, что в это же время творили Бергман, Феллини, Антониони… Но у них было совсем другое кино и совсем другая жизнь… Отстраненная и в чем-то даже безответственная. Они не могли делать то, что делал Вайда… Мы тогда понимали: если Вайда прекратит снимать, то какая-то надежда у нас исчезнет…»
Александр Сокуров, кинорежиссер, лауреат премии Анджея Вайды «Свобода»
Выдающийся польский режиссер, классик мирового кино Анджей Вайда родился 6 марта 1926 года в городе Сувалки в семье офицера конной артиллерии и школьной учительницы. В 1946 году после окончания гимназии поступил на факультет живописи Академии художеств в Кракове. С 1949 по 1953 год учился на режиссерском факультете Лодзинской киношколы. Дебютный фильм на военную тему «Поколение» (1954). Широкое признание получил фильм «Канал» (1956, Специальный приз в Каннах). Лучший фильм этого периода «Пепел и алмаз» (1958).
Всего в творческом багаже Мастера 40 художественных фильмов. Среди них исторические фильмы и экранизации знаменитых литературных произведений: «Сибирская леди Макбет» (1962) по рассказу Н. Лескова, «Пепел» (1965) по роману С. Жеромского, «Березняк» (1975) по рассказу Я. Ивашкевича, «Пилат и другие» (1971) по мотивам романа М. Булгакова, «Свадьба» (1972) по драме С. Выспянского, «Земля обетованная» (1974) по роману В. Реймонта, «Барышни из Вилько» (1979) по рассказу Я. Ивашкевича, «Дантон» (1982) по драме С. Пшибышевской, «Бесы» (1987) по роману Ф. Достоевского, «Настасья» (1994) по мотивам романа «Идиот» Ф. Достоевского, «Пан Тадеуш» (1999) по поэме А. Мицкевича, «Месть» (2002) по комедии А. Фредро.
Фильмы Вайды отличает большое стилистическое разнообразие: исторические, аллегорические, комедийные, психологические, политические. Заметный общественно-политический резонанс вызвали фильмы конца 70-х–начала 80-х: «Человек из мрамора», «Без анастезии», «Человек из железа», «Дантон». Вайда стал одним из самых жестких критиков сталинизма из кинематографистов социалистических стран.
В фильмах Вайды снимались крупнейшие актеры мирового кино: Изабель Юпер, Жерар Депардье, Бернар Блие, Тамасабуро Бандо, Джон Гилгуд, Александр Домогаров, Сергей Гармаш, Том Уилкинсон, Сергей Шакуров, Омар Шариф, Ханна Шигулла и Ламберт Вильсон. Не говоря уже о польских звездах. Так, фильм «Пепел и алмаз» принес мировую известность Збигневу Цибульскому, а фильм «Все на продажу» открыл миру актера №1 польского кино Даниэля Ольбрыхского – символического преемника Збышека, как любовно звали Цибульского. Роскошная Беата Тышкевич, жена режиссера в течение пяти лет (их дочь Каролина тоже актриса), Богуслав Линда, Ольгерд Лукашевич, Анджей Северин, Ежи Штур, Кристина Янда, Ежи Радзивилович, Януш Гайос и Роман Полянский. Всех их объединяет особый статус – «актеры Вайды».
Как театральный режиссер, Вайда тесно сотрудничал с краковским Театром Стары. Поставил в общей сложности четыре десятка спектаклей. Работал за границей, в том числе в Москве, в театре «Современник» поставил «Бесов» Достоевского. В 80-е активно занимался политической деятельностью. Возглавлял Союз польских кинематографистов (1978–1981), был сенатором РП (1989–1991), создателем японского Центра искусств и техники «Мангха» в Кракове (1994). С 1999 года на МКФ в Берлине вручается учрежденная им премия «Свобода». В 1997-м избран во Французскую киноакадемию на место скончавшегося Феллини. Кавалер французского ордена Почетного легиона двух степеней. Лауреат престижных международных наград, в том числе Московского международного кинофестиваля и Американской академии киноискусства – «Оскар» за творческий вклад в искусство (2000), премии «Сезар» и «Феликс». Основатель Школы мастерства кинорежиссуры в Варшаве (2002). Награжден государственной наградой «За развитие российско-польских отношений» и орденом Дружбы (2010).
Exclusive. Пан Анджей, когда Россия и российская культура вошли в вашу жизнь?
Анджей Вайда. В мою жизнь Россия вошла с известия о гибели отца, польского офицера. Весной 1940 года, в самом начале Второй мировой войны, он разделил трагическую участь 14 тысяч военнопленных поляков, расстрелянных по прямому указу Сталина. В результате расследования Катынской трагедии было открыто несколько мест массовых захоронений, в том числе и лагерь под Харьковом, где был убит мой отец.
В 1955 году, когда я стал режиссером и снял первый фильм «Поколение», меня пригласили в Москву. В кинотеатре «Ударник» собрались советские кинематографисты. Меня поразило то, насколько российские друзья-режиссеры оказались мне близки по духу. Они испытывали те же чувства, что и я. Только они были опытнее, и их жизнь в кино складывалась гораздо трудней. Меня, например, очень удивила одна фраза, которую я даже не сразу понял: «Режиссер должен ”пробивать” свою картину»… Как будто он виноват в том, что ее снял. Такого в Польше не было. Постоянно это слышал даже от маститых советских режиссеров, как Марк Донской («Мать». – Ред.), не говоря уже о молодых – Андрее Тарковском и Андроне Кончаловском. Подружившись с Гришей Чухраем (режиссер фильмов «Чистое небо», «Сорок первый». – Ред.), я видел, как ему сложно творить в условиях политической цензуры. Он, участник войны, уже проявивший свой талант в фильме «Баллада о солдате», тоже «пробивал» свои фильмы… Гриша рассказал мне, как он тяжело пережил войну, был много раз ранен. Ему повезло, он остался жив.
С другой стороны, меня совершенно поразил тот факт, что недавнему выпускнику ВГИКа Андрею Тарковскому, снявшему успешный дебют «Иваново детство» («Золотой лев» на МКФ в Венеции в 1962 году. – Ред.), предоставили право на постановку такой масштабной картины, как «Андрей Рублев» (1966). Хотя без яростных нападок от чиновников и коллег не обошлось. У нас тогда не было столь значимой личности в польском кино. Даже задумать подобный проект никто бы не отважился. Мы были наивными, а за этим грандиозным замыслом угадывался масштаб творческой и гражданской позиции. Я понимаю, что многое в Андрее Тарковском было от его отца – поэта. Кстати, мне рассказали, что Андрей любил в шутку пугать начальство: «Вот брошу вас и уеду в Польшу. Буду работать оператором у Вайды. Ведь мой дедушка служил у Пилсудского. Он меня возьмет».
Но, как говорится, «в каждой шутке есть доля правды». Андрей действительно собирался поработать со мной в качестве второго режиссера. Это было в середине 60-х. В Варшаву прилетела советская официальная делегация деятелей культуры. Среди них был и Андрей Тарковский. Поэтому мы с Беатой Тышкевич (в то время жена Вайды. – Ред.) отправились в аэропорт его встречать. Андрей не признавал партийного протокола. И прямо из аэропорта поехал к нам в старинное имение. Хотя после такой «вольности» мог запросто оказаться «невыездным». Андрей вернулся в гостиницу, где остановились члены делегации, только на следующий день. Он был несказанно рад, что мы его пригласили, ведь нам было о чем поговорить. Его мысли и чувства мне близки и понятны. Его способности, амбиции и талант восхищали. Я смотрел, слушал и понимал, что не одинок, что моя профессия режиссера не заканчивается на круге моих польских друзей. В России есть другие, более способные и талантливые люди, у которых гораздо меньше возможностей. Они снимают свои картины, не зная, какая их ждет судьба...
Мы расставались в надежде, что вскоре встретимся на съемочной площадке. Сейчас это кажется обычным делом, но в те времена любой советский гражданин должен был получить официальное разрешение от властей не только на работу за рубежом, но даже на поездку по туристической путевке. В любом случае это было сопряжено с огромными трудностями. Я ждал его до начала съемок, но он не приехал, потому что один высокостоящий чиновник заявил, что «не гоже советскому режиссеру быть ассистентом у польского режиссера». (Так же отказали от работы за рубежом у запад ных режиссеров актрисам Татьяне Самойловой и Людмиле Чурсиной после триумфального успеха фильмов с их участием на МКФ в Каннах «Летят журавли» и Сан-Себастьяне «Журавушка». – Ред.)
Позже, выступая на Съезде кинематографистов в Москве, я высказал мысль о том, что режиссер должен жить, как крестьянин: весной сеять, а осенью собирать урожай. То есть весной снимать фильм, а осенью показывать его зрителям. «В таком случае выходит по фильму в год?! » – удивился Тарковский. – «Да. Я так и снимаю», – ответил я. Очень жаль, что у него, несмотря на огромный талант, такой возможности не было (только семь фильмов снял Тарковский, два из которых – «Ностальгия» и «Жертвоприношение» – за рубежом. – Ред.)
Во время визита на «Мосфильм» мне поведали историю о том, как по заказу Сталина Александр Довженко снимал фильм «Мичурин». Советский классик Довженко, который прежде жил на Украине и начинал свою сознательную жизнь как сельский учитель, в начале работы над фильмом посадил на «Мосфильме» яблоневый сад. Фильм снимали долго, и деревца успели подрасти. Посмотрев отснятый материал, цензура стала требовать от него исключить некоторые сцены. «Это пройдет, а это не пройдет!» – командовали ему. Разумеется, Довженко защищал свой творческий замысел. На что директор выдвинул ему ультиматум: «Или ты вырежешь эти сцены… или я вырублю твой сад!» Неудивительно, что у Довженко случился инфаркт. (К счастью, сад Довженко и поныне украшает «Мосфильм», напоминая людям о выдающемся режиссере. В этом цветущем саду снимались сцены не одного десятка фильмов. – Ред.)
Exclusive. Но система – системой, а люди – другое дело.
A.B. Верно. От встреч с советскими актерами, режиссерами и писателями я испытываю всегда истинное удовольствие. Восхищаюсь этими замечательными, талантливыми и мужественными людьми и могу назвать их, как в моих фильмах, «люди из мрамора» и «люди из железа». Таких людей, как у вас в стране, нигде в мире нет. Слушая рассказы моих российских коллег, порой из ничего, из обычного пустяка вырастала потрясающая история. Житейская на первый взгляд ситуация могла бы стать рассказом, достойным пера Чехова или Шекспира.
Помню, как на кинофестивале в Карловых Варах я оказался в компании замечательного советского режиссера Михаила Ромма («Девять дней одного года», «Пышка», «Обыкновенный фашизм». – Ред.). К нам подошел официант и спросил: «Коктейль желаете»? Ромм замахал руками: «Нет-нет! Только не коктейль! Сыт по горло!» И рассказал нам страшную и одновременно смешную историю о времени, когда ему едва удалось выжить. Шел 1937 год. (Только что Ромм закончил работу над фильмом «Ленин в Октябре» и начал снимать «Ленин в 1918 году». Но мнения в Политбюро относительно трактовки образа вождя разделились. Хотя в 1938-м Ромм за эти ленты получил орден Ленина, а в 1941-м – свою первую Сталинскую премию. Всего же у него их было пять! – Ред.) В это время политические репрессии охватили всю страну. Как вспоминал Ромм, самым невыносимым было сидеть дома и ждать ареста. Надо было чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума. Чтобы как-то отвлечься, он последовал примеру Сергея Эйзенштейна (в 1937-м его фильм «Бежин луг» про коллективизацию подвергся настоящему разгрому в ЦК, пленка уничтожена, сам режиссер был отлучен от преподавания во ВГИКе. Над ним нависла угроза ареста. – Ред.). Так вот, Эйзенштейн купил у антиквара шейкер и отвлекался тем, что делал дома коктейли, изобретая все новые рецепты. Ромму это «хобби» пришлось по душе, и он тоже каждый вечер стал «прикладываться» к своему шейкеру. Как-то он с женой уехал на дачу. Но тяжелые мысли не отпускали. Пребывание за городом в полной изоляции было невыносимо. И поздно ночью без предупреждения они вернулись в Москву. В окнах горел свет. Ромм сразу решил, что в квартире обыск. Но куда деваться ночью? И он с замирающим сердцем позвонил в дверь. Тишина. Никто не открывает. Ждет. И снова звонит. Вдруг дверь резко распахивается – и мимо него проскакивают два незнакомых мужика. Выяснилось, что прислуга в отсутствие хозяев пригласила дворников на застолье. Увидев на столе наполненный шейкер, Ромм в ярости вышвырнул его в окно. С тех самых пор он возненавидел коктейли! Я многое узнал об этих людях и научился ценить их. Тех, кто, несмотря ни на что, верил, что снимет свои заветные картины, как Тарковский.
Exclusive. Пан Анджей, парадокс, но в демократической России больших режиссеров стало меньше, чем в советское время, подарившее миру великий кинематограф, да и в других бывших соцстранах они куда-то исчезли? Значит ли это, что искусству необходима цензура?
A.B. Нет! Кино всегда этому всячески сопротивлялось. Режиссеры научились снимать так, чтобы цензуре не дать возможности к чему-то придраться, а зрители обожали «читать между строк» и понимали любые намеки, критикующие власть. Поскольку цензура работает над текстами, то самому жесткому контролю подвергались сценарий и диалоги. Напрямую ничего сказать не удавалось. Цензура не допускала никакой критики в адрес режима. Слова гораздо легче выявить и вырезать. А вот образ, изображение – иное дело. Они не дают однозначного ответа, и здесь трудно к чему-то придраться. Например, в фильме «Пепел и алмаз» играл Збигнев Цибульский, к сожалению, трагически погибший в начале своей блестящей карьеры на съемках. Он вел себя на экране с такой внутренней свободой, что никто и предположить не мог. Позже критики написали, что актер создал совершенно новый тип героя. Так вот, его поведение никак нельзя было цензурировать. Не к чему было прицепиться!
В другой моей военной картине, «Канале», герои в финале бредут по подземному тоннелю и натыкаются на решетку, которая закрывает им выход. И тогда девушка обращается к герою – ее парню, потерявшему зрение: «Вот сейчас мы выйдем на волю, на зеленую траву…» А на экране только решетка, и за ней серая река. И зрителям было ясно, что река – это Висла, а на другом берегу – советские танки. Тогдашние зрители все понимали, что я им хочу сказать. А сегодня пришлось бы показывать в кадре танки и рисовать на них красные звезды. Чтобы молодые зрители сообразили, о чем идет речь. Такой «зашифрованный» разговор со зрителем был специфическим элементом кинематографа социалистических стран.
Exclusive. Вы на протяжении всей жизни обращаетесь к теме войны. О том, как она ломает человеческие судьбы. Почему?
A.B. После войны, мы со всей остротой и болью осознали, что самые лучшие, смелые, мужественные из нас, погибли. Мы, оставшиеся в живых, должны были стать голосом павших. В 1939-м, когда началась война, мне было 13 лет. Во время фашистской оккупации я был связным в Армии Крайовой.
В конце войны несколько друзей ушли с партизанами, но моя судьба сложилась иначе. И позже, став режиссером, я ощутил, что мой гражданский долг – это рассказать о погибших. Всю жизнь я снимаю военные картины, которые стали данью памяти всему поколению, выжженному войной. Мои герои, обреченные на поражение, сражались на баррикадах в Варшаве до последнего вздоха. И только Корчак (врач, писатель, опекавший в варшавском гетто сирот, отказался от личного спасения и разделил с детьми смертельную участь в концлагере Треблинка. – Ред.) остался «негероической» личностью. Эту оценку я услышал в Америке! «Почему он позволил врагам себя убить?» По американскому мышлению, вот если бы Корчак спас детей, которых нацисты сожгли в газовой камере, тогда он был бы героем! А для меня очень важен нравственный выбор. Мне гораздо ближе тот герой, который проигрывает в житейском плане, но в моральном смысле – на высоте! В 1986 году ко мне обратился знаток творческого наследия Корчака, голливудский продюсер Ларри Бахман с предложением снять о нем биографический фильм.
Мне удалось убедить продюсера заказать новый вариант сценария Агнешке Холланд. Мы сделали с ней не один фильм и понимали друг друга с полуслова. Теперь основное действие фильма разворачивалось в варшавском гетто в 1942 году. Роль Корчака должен был играть звезда – Ричард Дрейфус. Он был как две капли воды похож на Корчака. Через год у американского продюсера иссяк весь запал. Но фортуна была на моей стороне! Директор западно-германской студии купил у продюсера права на сценарий, и я мгновенно приступил к съемкам. В это же время меня избрали сенатором и я был вынужден почти каждый день ходить на заседания правительства, заниматься законотворчеством новой демократической Польши и одновременно работать над фильмом. Пришлось буквально «лечь костьми»…
В 1990 году Канны приветствовали «Корчака» овацией. Взволнованные зрители аплодировали стоя, не скрывая слез! Но на следующий день в газете «Монд» появилась разгромная статья, где журналистка назвала «Корчака» «подделкой под правду» и окрестила меня «антисемитом». Во французской прессе развернулась бурная полемика. В защиту фильма выступили не только политики, историки и писатели, но даже несколько бывших узников гетто. Я успокоился, но не тут-то было – мировые прокатные компании решили со «скандальным» фильмом не связываться. И эта нелепая история сломала судьбу картине. Однако в 1991 году «Корчак» был показан в программе Московского международного кинофестиваля, и здесь, в России, он обрел своего зрителя.
Exclusive. Теперь понятно, почему голливудский режиссер Стивен Спилберг, приступая к съемкам фильма «Список Шиндлера» (1993), обратился за помощью именно к вам как к главному киноэксперту по теме Второй мировой войны.
A.B. Действие его фильма происходит в концлагере Освенцим, который нацисты построили под Краковом в годы войны. Перед съемками Спилберг пересмотрел множество военных картин, созданных в разных странах Европы. На нашей встрече он задавал массу вопросов. В результате кардинально поменял свой первоначальный замысел. Спилберг, привыкший к голливудским удобствам, никогда не покидавший США и родной студии, решил, что будущий фильм должен снимать именно в Польше на месте реальных событий, с польским художником- постановщиком, польским оператором и польскими актерами, которые способны создать историческую достоверность и правдивость. Спилберг также согласился со мной в том, что военный фильм должен быть черно-белым, жестким по изображению. Очевидно, сложение всех этих обстоятельств и принесло фильму целый «букет» премий «Оскар».
Exclusive. Вы один из главных знатоков Достоевского, расскажите о вашем опыте экранизаций и театральных постановок его произведений. Мысль писателя о том, что «Бога нет, и все позволено» стала своеобразным предвидением морального регресса нашего времени.
Наконец сбылась моя мечта поставить «Бесы» Достоевского с российскими актерами на сцене «Современника» и услышать эти великие тексты в оригинале.
A.B. Если бы не Достоевский, я не стал бы тем, кем стал. Самое главное, чему я смог у него научиться, – это пониманию того, что представляет собой человек. Схватка между добром и злом идет не прекращаясь в душе каждого из нас. А самый страшный грех – вседозволенность. Я поставил в Театре Стары «Бесов», и мы играли этот спектакль 15 лет! Редкий случай долголетия. На первых заграничных гастролях в Лондоне нас ожидал невероятный успех и горячие отзывы в прессе. Я ставил «Преступление и наказание» в Кракове и в Берлине. В 1989 году – «Настасью Филипповну» по роману «Идиот» в Токио со знаменитым исполнителем женских ролей в театре «кабуки» Тамасабуро Бандо в ролях Настасьи Филипповны и князя Мышкина. Спустя пять лет я перенес свой спектакль на экран, сняв фильм «Настасья». Звезды французского кино сыграли в моей экранизации «Бесов». Я понял, что со сцены диалоги звучат куда выразительней. Достоевский многословен, поэтому в большей степени подходит для театра и в меньшей – для кино. Читаешь его и содрогаешься. На программке моей краковской постановки мы процитировали слова известного литературного критика: «Достоевского страшно читать, а уж каково – увидеть на сцене»… Этот страх приводит к тому, что мы узнаем о себе самое главное. Считаю Достоевского великим христианским писателем. Уникальным достоянием русской культуры.
Наконец сбылась моя мечта поставить «Бесы» Достоевского с российскими актерами на сцене «Современника» и услышать эти великие тексты в оригинале. В Польше прекрасные переводы Достоевского, а вот по-французски он звучит как-то салонно, жеманно. Смазаны издевочки и двусмысленности, которыми он так богат. Моя дружба с труппой театра началась задолго до этого. В 1972 году я поставил в «Современнике» пьесу Дейвида Рейба «Как брат брату». В спектакле есть сцена, когда герой режет себе вены. Я придумал, как это сделать эффектно и убедительно. Актер держал под мышкой резиновую грушу с «кровью», от которой шла трубочка вдоль руки, по которой и должна была стекать «кровь». В кармане актера были заготовлены две бритвы – одна с острым лезвием, другая – с тупым. В начале сцены актер лихо рассекал листок бумаги опасной бритвой, а в нужный момент незаметно менял бритву на безопасную и одним махом «вскрывал» себе «вены». «Кровь» брызгами разлеталась в стороны. Зрители вздрагивали, потрясенные…
Приезжаю в Москву и рассказываю, как я все интересно придумал. «Нет, мы не будем играть эту сцену! Ни за что!!! – Почему? Она ведь такая зрелищная! – Ни за что! На премьеру придет министр культуры Екатерина Фурцева, как мы можем ей ТАКОЕ показывать?! Она же сама резала вены из- за конфликта с Хрущевым».
И все-таки мы эту сцену сделали. Премьера прошла удачно. Я полюбил «Современник». Подружился со многими ак терами, с прекрасным худруком Галиной Волчек. Она всегда берет самые лучшие пьесы. Ставит прогрессивных американских драматургов. У меня остались самые лучшие воспоминания о нашем сотрудничестве.
Меня поразило то, насколько российские друзья-режиссеры оказались мне близки по духу. Они испытывали те же чувства, что и я. Только они были опытнее, и их жизнь в кино складывалась гораздо трудней.
Exclusive. Чем обусловлено ваше возвращение сегодня к политическому жанру в новом фильме? К теме личности в истории? Разве не массы выносят на гребень истории конкретного человека, делают его лидером?
A.B. Я только что закончил работу над фильмом о Лехе Валенсе. Он так и будет называться: «Валенса». Это реальная история электрика с гданьской судоверфи, возглавившего забастовку рабочих в 1981 году, которая привела к созданию профсоюза «Солидарность». Обычный электрик стал президентом страны. Как это могло произойти? Вот вам мотивация, чтобы снимать большой фильм. Главное, что в ту тяжелую эпоху Польша не погрузилась в гражданскую войну и смена режима прошла бескровно. В этой победе огромная заслуга Валенсы! Он, кстати, был готов к любому исходу. Валенса понимал, что все могло закончиться трагически. И в первую очередь лично для него. Но судьба сделала его вождем. И так он сыграл свою историческую роль.
Сценарий написан знаменитым писателем и драматургом Янушем Гловацким, с которым я уже работал на фильме «Охота на мух» (1969). Биографическая картина трудна тем, что нужно постоянно искать компромисс между правдой и легендой. За несколько десятилетий сложилось устойчивое представление о Лехе Валенсе как о сильном неуступчивом политике с потрясающей внутренней свободой. Его пресс-атташе, отвечавший за позитивный имидж шефа в СМИ, уже после отставки иронично сказал: «Это задача была такой же легкой и приятной, как езда спиной на велосипеде по канату без страховки с одновременной игрой на скрипке».
Чтобы создать на экране убедительный образ, надо найти подходящего актера. Им стал харизматичный Роберт Венцкевич. Сам Лех Валенса его благословил.
Теперь никто не снимает политические фильмы. Кино перестало играть роль искусства универсального, волнующего все общество. Сегодня не режиссеры, а продюсеры и прокатчики определяют репертуар кинотеатров. А они в основном нацелены только на кассовый успех. Все, что я раньше делал, выдержало проверку у совершенно иной аудитории. Теперь зритель другой. С ним нелегко установить контакт. Но ситуация, которая сложилась в Польше вокруг Леха Валенсы, заставила меня высказаться. Поверьте, в моей стране нет другого такого человека, которого бы так ненавидели. А ведь Валенса – герой нашего времени! Мировое сообщество признало Валенсу символом антитоталитарной оппозиции. Спросите обычного человека, живущего в другом полушарии, к примеру, рыбака из Аргентины, что он слышал о Польше, он вам ответит: «Валенса и Папа Римский». Но миру нет дела, что происходит у него на родине. А в стране развернулась настоящая травля. Те же люди, которые голосовали за него 20 лет назад, теперь вымещают на нем злость. В начале 90-х они верили, что жизнь станет лучше. Сменился режим. И теперь в налаженном процессе демократических преобразований они забыли все хорошее.
Exclusive. «Революция пожирает своих героев», – сказал Дантон. Как вы познакомились с Валенсой?
A.B. Это случилось в 1980 году, когда я, будучи председателем Союза кинематографистов, прибыл на гданьскую судоверфь, чтобы проверить работу наших документалистов. Они снимали хронику событий и забастовки. Мне хотелось все услышать «из первых уст» и, разумеется, поделиться с Валенсой своими опасениями. Столичная интеллигенция только и говорила о скором вводе советских танков, на что Валенса возражал: «Нет! Танки не введут!» Скажите: ну откуда он мог это знать? Я вернулся в Варшаву и рассказываю коллегам: «Валенса сказал, что танки не введут!» Все только плечами пожали. В этом утверждении не было никакой логики… Но у Валенсы, которого я считаю уникальной личностью, потрясающее политическое чутье. Если хотите – интуиция, которой в тот конкретный момент наделила его История.
Я был так заворожен его харизмой, что пригласил Валенсу сняться в фильме «Человек из железа» (1981), названного критиками политическим репортажем. В картине Лех сыграл самого себя. Документальные кадры переплетены на экране с вымыслом, а многие сцены рождались по ходу горячих событий, происходивших тогда на судоверфи. Кстати, на создание этого фильма меня натолкнул простой рабочий, случайно повстречавшийся у проходной. Узнав меня, он так прямо и сказал: «Снимите про нас кино!» Я с тех пор повторяю, что «Человек из железа» был снят как общественный заказ. И хроника будущих перемен.
Exclusive. Вы верите, что фильм может повлиять на изменение общественного мнения в отношении Валенсы?
A.B. Я решил снимать фильм о Валенсе, потому что вижу роль кино в том, чтобы привлекать людей к решению общественных проблем. Ведь оно воздействует на душу человека, его эмоции. Пусть новое поколение задумается и составит свое мнение об эпохе и ее герое.
Я начал с «Канала» (1957), с истории вынужденного поражения нации. А закончил победой. Буду бороться за свой фильм, потому что он, предвижу, вызовет волну упреков моих соотечественников. Остается только надеяться, что История нас рассудит. До встречи на премьере!
Королевство Бахрейн площадью (по разным источникам) от 698 до 750 кв. км уже более четверти века является одной из самых развитых экономик стран Персидского залива. Нефтеперерабатывающий комплекс, алюминиевый комбинат, три морских порта, 80 филиалов иностранных банков, нефтяные и газовые месторождения, которые составляют главное природное богатство страны.
Понятие self made man кажется странным по отношению к первому трижды Герою Советского Союза Александру Покрышкину. Но легендарный летчик и был именно «человеком, сделавшим самого себя». В 2013 году отмечается 100-летие со дня его рождения.
1990 год: приезжаю в Америку, и мы с моим переводчиком Джимом ездим по университетам выступать. Заглянули в нью-хэмпширский ресторанчик пообедать, официантка спрашивает, как нас зовут, how are you, куда путь держим. Я, советский человек, конечно, удивляюсь такому обращению.
«Люди забыли эту истину, но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил», – говорил мудрый Лис Маленькому принцу.
Моя мечта об Индии родилась неожиданно. Поводом послужили не рассказы друзей или случайно увиденный фильм и даже не прочитанная книга. …Я летела в Таиланд и глубокой ночью на шестом часу полета, выглянув в иллюминатор, обнаружила под крылом море огней. Им не было конца и края! На мой изумленный вопрос «что это?» стюардесса равнодушно ответила: «Дели».
Жизненный кризис... За этими словами растерянность, разочарование, недоумение, неуверенность в себе и в своем будущем, депрессия... Перечислять можно долго, поскольку проявлений у жизненного кризиса много. Причин для его возникновения – еще больше: от возрастного кризиса и кризиса в отношениях с близким человеком до всемирного экономического кризиса.
Он всегда производил впечатление удачливого красавчика, героя-любовника, да просто лихого Героя, которого и сыграл в известном фильме «Сердце Бонивура». А оказался ранимым, пережившим нищету, потери, гонения и предательство. И в итоге – непримиримым, отдельным, безмерно противоречивым и свободным. К тому же еще художником, поэтом и писателем.
Последние десятилетия европейцам в целом очень везло. Разрушив Берлинскую стену и залечив травмы «холодной войны», Европа достигла невиданного процветания и прогресса. И далеко не последнюю роль в этом сыграло укоренившееся на континенте национальное и культурное многообразие. Задаваться вопросом, хорошо или плохо такое разнообразие, никому бы и в голову не пришло.
Самый знаменитый из современных российских дирижеров – Валерий Гергиев – 2 мая отмечает 60-летие. Празднование юбилея наверняка будет устроено с размахом, соразмерным масштабу личности виновника торжества.
О том, что Константин Хабенский не любит внимание прессы вне сцены и съемочной площадки, известно всем. Свою завидную популярность актер с большей пользой инвестирует в благотворительность, присоединившись к кругу артистов-филантропов.
Публика Советского Союза узнала Мирей Матье почти одновременно с французами. В 1965 году миниатюрная, улыбчивая «мадемуазель из Авиньона», со звонким, заполняющим все пространство голосом и фирменной прической «сессон», первый раз поет на французском телевидении, а уже через год дает сольный концерт в самом престижном парижском зале «Олимпия».