Озонные люди

Фильмы «Застава Ильича» Марлена Хуциева и «Я шагаю по Москве» Георгия Данелия сняты 50 лет назад. Оба – по сценариям Геннадия Шпаликова, во всяком случае, так мы считали долгие годы. Но, оказывается, «Застава Ильича» написана была главным образом Феликсом Миронером и самим Хуциевым. Вместе они работали еще на картине «Весна на Заречной улице». По разным причинам Миронер не мог завершить работу и даже решил убрать свое имя из титров, о чем, по свидетельству Марлена Хуциева, потом очень сожалел. Шпаликовым же написана фактически только сцена на выставке молодых художников. А вот Георгий Данелия не раз говорил о том, что, не будь Шпаликова, ничего бы и не было. Кинорежиссер Сергей Соловьев считает, что нет ничего глупее, как причислять его к ярким явлениям 60-х, к оттепели. Он сам эту оттепель создавал и стал автором воздуха, которым мы дышим до сих пор. Такой вот озонный человек.

Киноповесть «Застава Ильича» вышла в 1962 году, но тут же была снята с проката. На одном из совещаний Никита Хрущев сказал: «И вы хотите, чтобы мы поверили в правдивость эпизода, когда отец не знает, как ответить сыну на вопрос „как жить?“. Учитывая, что разговор отца и сына снят в инфернальном ключе, как разговор мертвого и живого, все сказанное принимает метафизический оборот. Эти фильмы стали бесценными документами 60-х не в меньшей степени, чем хроника тех лет. В документальной ленте Галины Долматовской «Счастливчики 60-х» актриса Алла Демидова говорит: «У нас хоть были 60-е». У каждого поколения – своя счастливая эпоха, но та – все же, особая.

Запечатленная Хуциевым и Данелия Москва – ушедшая Атлантида. В былом, почти идеальном городе-празднике все было другим, даже запахи, которых вроде бы пленка не сохраняет, но они ощутимы. В ту Москву можно было приехать, как к себе домой, из любого уголка страны. Тут же найти друзей, даже если ты проездом и пробудешь в столице всего один день. Еще только строился Новый Арбат. А таких полноводных Чистых прудов, совсем рядом с которыми, кстати, живет Георгий Данелия, не увидишь. Навеки ушедший город дружелюбен и открыт. Экзотикой кажутся кадры в фильме Данелия, как по галереям ГУМа ходят группой узбеки в тюбетейках. В метро подолгу сидят молодые герои Хуциева, разговаривают едва ли не о смысле жизни. В метро снимал важнейшие лирические сцены и Данелия. А уж кадры, где в поздний час поднимается по эскалатору Никита Михалков и напевает «А я иду, шагаю по Москве», стали классикой. Песня нужна была срочно, а Шпаликов куда-то пропал на две недели, получив аванс. Пришел только в день, когда выдавали зарплату. На площади Маяковского, где шли съемки, Данелия кричал ему в мегафон, чтобы срочно сочинял текст. И Шпаликов на ходу написал строки, которые теперь известны всем.

Благодаря фильмам Данелия и Хуциева мы теперь можем судить о том, как тогда одевались, как обустраивали быт, чем жили и о чем думали люди. Ценность этих фильмов будет с годами только возрастать.

Москва у Данелия и Хуциева промытая дождем, пахнущая свежестью и прохладой. Кажется, что даже асфальт наполнен этой влагой. Идет какой-то бесконечный «июльский дождь». Одно слово – оттепель! Люди не носят с собой зонтики. А потом, спасаясь от дождя, жмутся под козырьками киосков и домов, ходят босиком по мокрому асфальту ( «Я шагаю по Москве»).

Aкварельные, прозрачные картины, каких потом не было. «Заставу Ильича» снимала покойная Маргарита Пилихина – ученица легендарного Бориса Волчека и двоюродная сестра маршала Жукова. В те годы женщины-операторы были редкостью. Не зная, кто стоит за камерой, никогда и в голову не придет, что это не мужская рука. «Я шагаю по Москве» снял Вадим Юсов, тоже ученик Волчека, работавший с Тарковским на «Андрее Рублеве» и «Солярисе», чувствовавший пленку, как никто другой. Можно только удивляться, как вообще достигли такого изумительного изображения, какое не под силу многим их нынешним титулованным коллегам, располагающим чудесами техники. Лишний раз убеждаешься в том, что оператор – прежде всего поэт. 23  августа 2013 года Вадима Юсова не стало, он ушел из жизни в Нижегородской области, где встречался с учениками летней киноакадемии Никиты Михалкова.

У Хуциева все время звучит музыка, разговоры накладываются один на другой, все это словно застывает в воздухе, создает зыбкую среду. Где-то на дальнем плане звучит «Интернационал». А молодежь гуляет на Красной площади 22  июня, встречает рассвет. Почему-то кажется, что завтра война.

Марлен Хуциев запечатлел знаковые для поколения события: выставку молодых художников, вечер в Политехническом, где Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Вознесенский и другие поэты (кого-то из них нынешний молодой зритель наверняка уже и не знает) читают стихи. И продолжается это долго, как, казалось бы, в кино быть не может. Но не оторваться. 

«Я шагаю по Москве» – на первый взгляд совсем уж безмятежный фильм. Герой 18-летнего Никиты Михалкова, юный метростроевец Коля, названный так Данелия в честь своего сына, фактически с улицы приводит в дом нового приятеля – молодого сибиряка, оказавшегося проездом в столице. Все просто, ясно, без подвоха. У героев все хорошо, если не считать того, что приезжий сибиряк дальше отправится в город, откуда родом его погибший товарищ. Кто-то и не обратит внимания на это обстоятельство, однако нота прозвучала. Продавец грампластинок Алена в нежном исполнении Галины Польских, похоже, самая счастливая девушка на свете. И как заметит приезжий Ермаков, она очень похожа на всех девушек 1963 года. Кто-то скажет, что так не бывает. А в ответ услышит: «Бывает!». Главным героям в «Я шагаю по Москве» Коле и Саше (его трогательно сыграл совсем юный Евгений Стеблов) вроде бы вполне подходит определение Отара Иоселиани «бездельники». 

Он и сам обожает снимать фильмы о таких праздношатающихся, получающих удовольствие от самой жизни, от того, что она есть, и все. В этот контекст прекрасно вписывается история о том, как юный актер Никита Михалков затребовал повышенный гонорар на второй неделе съемок. 8 рублей ему было мало, хотелось 25. Опытный Данелия пригрозил заменить его другим актером. Никита расплакался, сослался на старшего брата Андрея Кончаловского, научившего его этим фокусам. А потом Данелия мог приехать ночью к дому Михалковых, попросить Никиту, чтобы тот вынес маминой знаменитой «кончаловочки». Отношения были дружеские, словно никакой разницы в возрасте не существовало. По воспоминаниям Никиты Михалкова, казалось, что все собрались для того, чтобы попеть, пообщаться. Ощущения работы не было. А потом оказалось, что снят фильм на все времена. А ведь когда-то  его считали чуть ли не сделанным в угоду Хрущеву, призвавшему показывать советскую жизнь позитивно.

На «Заставе Ильича» невозможно отделаться от предощущения приближающейся грозы. Непонятный дух, витающий в воздухе, странные настроения, видимо, и переполошили тогдашних чиновников так, что они упекли фильм на полку. Он и не мог понравиться начальству – с таким-то коллективным бессознательным, длинными разговорами, необъяснимой бесконечностью. Да и снят странно, нестандартно.

Герои Хуциева рассуждают о квасном патриотизме. Старший по возрасту дает им совет: не брать на себя роль гражданской совести. Герой Валентина Попова говорит, что серьезно относится к революции, «Интернационалу», 1937  году и к картошке, которой спасались в голодные годы. Напоминает о самом важном: отцов ни у кого из них нет. На все это герой Андрея Тарковского отреагирует ернически: «А как вы относитесь к репе?» Тогда вареной картошки на столе было достаточно для веселого застолья. На одно из них шумно, как король, приходит герой Андрея Кончаловского. И теперь нам важно, что это именно он. Как и то, что ни кто-то  другой, а Андрей Тарковский танцует нечто вроде менуэта с прекрасной Марианной Вертинской, от которой тогда сходили с ума многие ныне знаменитые мужчины.

Отец ее героини Анны скажет дочери и ее молодому человеку, что они блуждают в поисках чего-то  , о чем имеют смутное представление, отделяют себя от старшего поколения, и в принципе, никому не нужны. 

Герой Валентина Попова ответит, что в каждом поколении есть свои сволочи, а к молодым сволочам он относится еще хуже. Потом состоится его разговор с солдатом – погибшим 21-летним отцом:» А ты знал, что тебя убили?» Сыну – 23, и он старше отца. Как тот может ему что-то  советовать, ответить, как жить? Он скоро уйдет – пора. «Папа!» – раствориться в пустоте. По утренней Москве пройдут трое в бушлатах, куда-то вдаль, напоминая потусторонние силы в духе Булгакова, растворятся в просыпающейся светлой Москве. Голос за кадром произнесет речь во славу друзей: «Я очень дорожу тем, что вы у меня есть, что мы живем здесь, и больше нигде жить не сможем. Это единственное, что у нас есть, и мы будем верны этому до конца». И вот финал: смена караула у Мавзолея. Патриотические слова прозвучат, как клятва. Как их совместить с той тревогой, что разлита в «Заставе Ильича»?

«Я шагаю по Москве» показали в 1964 году на Каннском кинофестивале, а «Заставу Ильича» – в Венеции, правда, после многочисленных поправок да еще под названием «Мне двадцать лет». С ним фильм проживет четверть века. В Канне тогда победили «Шербурские зонтики» Жака Деми, а Данелия отметили за оригинальную режиссуру. Марлен Хуциев в Венеции разделил спецприз с Луисом Бунюэлем, представлявшим картину «Симеон Столпник». Удивительно, как наш фильм вообще пропустили не только в Венецию, но и в отечественный прокат. Видно, кто-то   «недоглядел».

«Когда начались сложности с фильмом, – вспоминает Марлен Хуциев, – все актеры держались как монолит. Станислав Любшин рассказывал, что его маленький сын Юра, теперь известный оператор, топал ножкой и говорил: «Не прав! Ты-ты… Марлена ругать». Так он обращался к Хрущеву, который ругал картину. Это была замечательная, незабываемая работа. Любшин, Губенко и ушедший нелепо и безвременно Валя Попов были патриотами картины». Юрий Любшин, ставший юным защитником фильма, вспоминает: «Отец и его товарищи думали, что сняли потрясающую картину, а их начали уничтожать. Они были в ужасе. Мне было лет пять, но я кожей чувствовал, что происходит какая-то катастрофа».

Относительно Венеции Марлен Хуциев поясняет: «Фильм пропустили в купированном варианте „Мне двадцать лет“. И прошел он в Венецию только потому, что на этом настаивал ЦК Компартии Италии, лично ее секретарь по пропаганде Джанкарло Пайетта. Непростая история произошла и с распределением призов. Как ни странно, я шел с фильмом на главный приз. Но, когда жюри стало думать, кому же его дать, было сказано, что СССР свое уже получил. Дело в том, что «Золотого льва» за дебют уже решено было присудить фильму Петра Тодоровского «Верность». В жюри тогда входил киновед Николай Лебедев, поэтому подробности и стали известны. В конкурсе участвовал Лукино Висконти далеко не с самым лучшим фильмом «Туманные звезды Большой Медведицы». Он и получил главный приз «Золотой лев». А мне на пару с Бунюэлем дали спецприз за режиссуру».

Еще один интересный факт связан с «Заставой Ильича». В 1963 году, когда начались проблемы с картиной, на Московский кинофестиваль приехал Феллини с фильмом «8 1/2». Он захотел встретиться с опальным режиссером. Несколько дней провел тогда Хуциев в его компании, к которой присоединились кинорежиссеры Владимир Алов и Тенгиз Абуладзе. От Феллини Хуциев получил поздравительную телеграмму, когда представлял «Мне двадцать лет» в Венеции. Потом ему довелось побывать в гостях у итальянского мэтра и даже потанцевать с его женой – актрисой Джульеттой Мазиной. Жизнь действительно была счастливой.

Автор Светлана Хохрякова