Уроки Гайдая

Все, как всегда, решил случай. Случайно встретившись на каком-то просмотре в Доме кино, руководитель одного из мосфильмовских объединений Владимир Наумов предложил мне написать сценарий по сюжетному замыслу Гайдая. Я призвал на помощь моего старого друга по КВНу Юрия Воловича. И с того дня мы были вместе пять лет.

Пять последних лет Гайдая – два фильма, сценарий третьего... 

Москва, Одесса, Ялта, Нью-Йорк, Иерусалим... Пять незабываемых лет рядом с Мастером... Хотя познакомился я с Гайдаем гораздо раньше. И очень трудно было предположить великого комедиографа в этом долговязом, весьма тощем и слегка сутулом, старомодно одетом человеке со встрепанным седым хохолком, в одной руке у которого был поводок лохматенькой дворняжки, а в другой – авоська, да-да, нынче подзабытая, но прежде легендарная сетка-авоська.

Именно таким я впервые увидел Гайдая по месту нашего общего жительства – у метро «Аэропорт». Мастер кино шел на рынок. 

Нина Павловна Гребешкова не обременяла мужа домашними заботами, брала основное на себя. Но рынок – это было святое: ну кто лучше Лени выберет мясо? То есть вообще-то он разбирался и в рыбе, и в твороге, и в огурчиках-помидорчиках, но мясо было его «коронкой».

И впоследствии я, не смыслящий ни уха ни рыла ни в мясе, ни в рыбе, выслушивал его упреки... нет, вру, он никогда никого ни в чем не упрекал... я выслушивал его удивление по поводу моей хозяйственной беспомощности, не достойной мужчины.

Я уже давно, как и любой сценарист-комедиограф, мечтал работать с великим режиссером Гайдаем. Однако как-то не складывалось. Он читал мои сценарии и вежливо отклонял. 

Гайдай был предельно тактичен, никогда не говорил: «Это плохо», а мягко сообщал: «Это не мое». 
Но вот, как всегда, все решил случай. И начались пять счастливых лет с Гайдаем...

Он был учитель и мучитель

Как учитель Гайдай учил не столько знанию кино, сколько пониманию кинозрителя.

Сам он был «человеком из зала» и прекрасно знал, а главное, чувствовал, что именно этому человеку нужно. 

Гайдай избавлял зрителя от головоломок, от злобы и грязи, он старался нести зрителю ясность, улыбку и доброту. Этому я у него учился. Но вряд ли научился. Потому что «человеком из зала» надо родиться.

Сколько дублей, на которых все смеялись, он отверг, сколько снятых кровью и потом эпизодов он выбросил в корзину, сколько он писал и переписывал, снимал и переснимал, клеил и переклеивал, несмотря на общие наши вопли, что все уже и так прекрасно!

А как мучитель Гайдай был примером требовательного художника, ищущего приключений на свою собственную голову. 
Я пытался учиться и этому мучительному самоедству творца. Но опять же вряд ли научился. Потому что таким тоже надо родиться.

Нет, правда, ну как объяснить секрет гайдаевского юмора? Как понять этот секрет? Вот лишь один пример: трюковой эпизод погони в «Операции “Кооперация”». 

Как известно, погоня вообще была фирменным знаком Гайдая. И артисты там снялись неслабые – Спартак Мишулин и Дима Харатьян. И получилось очень смешно – все, кто смотрел эпизод даже на монтажном столе, хохотали.

Только Гайдай ходил мрачный. Мотался из угла в угол и курил, курил…

Мы недоумевали, мы его убеждали, что все хорошо, а он молчал, молчал и вдруг сказал: «Тут нужна кошка».

Скажите: как можно этому научиться?

Да Гайдай, в принципе, никого и не учил и никогда не поучал. В нем не было ни грана от мэтра, ни капли от корифея, ни камушка от монумента. А учил он своим трудом и своей жизнью. 

Зато сам он любил учиться и своим гениальным учителем считал Чаплина.

Начиная работу над очередным фильмом, Гайдай непременно показывал съемочной группе классические чаплинские ленты, которые он знал наизусть.

Однажды я искренне расхваливал один трюк из его старого фильма. Гайдай мне внимал не без удовольствия, а потом сообщил на голубом глазу: «Вам действительно понравился этот трюк? А я его слямзил у Чаплина!» И даже сообщил, из какого фильма.

Не скрою, поначалу я оторопел. Но затем, просмотрев и сравнив чаплинский гэг и трюк Гайдая, успокоился: славный Чарли даже отдаленно бы не признал свой первоисточник в гайдаевской вариации, о которой он мне поведал с детским простодушием большого ребенка.

Убежден, эти слова – «детское простодушие» и «большой ребенок» – вам скажут десять из десяти знавших Гайдая. Может быть, именно в этой сохраненной до седин детскости и таился секрет неповторимого мастера?

Когда мы сели писать вполне взрослый сценарий «Частный детектив, или Операция “Кооперация”», Гайдай сразу предупредил: «Учтите, мы делаем фильм для детей». 

А наша лента «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» начинается таким титром: «Фильм для детей младшего, старшего, зрелого и пожилого возраста».

Гайдай много курил и немало выпивал. Но даже в этих его совсем не детских пороках было столько детского...

Когда ему, курившему только простые русские табаки, Дима Харатьян подарил блок «Честертона», Гайдай радовался, словно мальчишка. И выкуривал только по одной заморской сигарете после пачки российских – на закуску. 

А когда мы с нашим соавтором Юрой Воловичем тайком от Гайдая вылили в туалет бутылку водки, он чуть не плакал, как дитя. Не из-за водки, конечно, а из-за того, что нам в голову пришло такое святотатство.

Между прочим, впоследствии, узнав об этом, Юрий Никулин сказал: «Гайдай – гуманист, а я бы вас обоих убил!» 

А как по-детски хитро и по-детски же неумело Гайдай прятал в доме спиртное. Нина Павловна его мгновенно разоблачала. Потому что он совершенно не умел врать. Даже когда пытался, не получалось. Такая уж была чистая душа.

Кстати, авторитет Нины Павловны, трудовой, боевой и творческой подруги, был абсолютно непререкаем.

Например, мы с Гайдаем что-то сочиняем, обсуждаем, твердо решаем и расходимся. Но, когда на другой день мы встречаемся вновь, Гайдай произносит многозначительно: «А вот Нина сказала...» И было очень трудно, а порой и вовсе невозможно сбить Гайдая с того, что сказала Нина.

Уникальный комедиограф на экране, Гайдай не был записным весельчаком в жизни. Он не рассказывал смешные байки. Я даже не могу вспомнить, чтобы он рассказал анекдот.

Гайдай все делал и все говорил очень серьезно. И от этого его житейский юмор был неожидан и парадоксален.

Как-то на одной нашей премьер его взахлеб хвалила дамакритикесса: «Это потрясающе! Это великолепно! Это талантливо!» Гайдай терпеливо слушал, слушал и наконец переспросил: «Вы действительно считаете, что это талантливо?» Дама опять захлебнулась: «Да, да, это безумно талантливо!» Гайдай абсолютно всерьез оскорбился: «Что вы, разве это талантливо? Это же гениально!» И надо было видеть ошалевшее лицо критикессы.

А еще Гайдай был по-детски азартен, обожал играть в казино, но не в мудреные карточные игры, а на простейших игровых автоматах.

Он мог часами дергать рычаги этих «одноруких бандитов», а потом часами же возбужденно рассказывать Нине Павловне, что надо было бросать жетоны не так, не туда и не столько, а вот если бы он бросил их так, туда и столько, то получилась бы вот такая сказочная комбинация с вот таким фантастическим выигрышем...

Вот я пишу, пишу и думаю: что-то я не о том пишу. Все про какие-то мелочи, про ерунду. А надо бы написать о чем-то важном, о самом главном.

Может быть, надо сказать о том, что Гайдай воевал простым солдатом. Но что я могу про это сказать, если сам онникогда не рассказывал о себе на войне.

Я даже не знал, что он был тяжело ранен, пока не увидел, как на съемках он мучается с изуродованной ногой. Я знал только, что самый святой праздник для Гайдая был День Победы.

Не знал я и того, были ли у него боевые награды. Но я знаю, что наградами мирными он не был увешан, и призами премиями не был увенчан, и высоким начальством не был обласкан.

Однажды киночиновники с какой-то мелкой мстительностью – за талант? за удачу? – даже припечатали его фильму унизительную третью категорию, которую всучали только начинающим или бездарным. Гайдай очень переживал. Очень! Правда, он был народным артистом СССР. Но это звание ему чиновники лишь выдали, а дал – народ.

А еще надо сказать прямо: Гайдай был советский человек. Коммунист, он вступил в партию на фронте. И все попытки отыскать в его комедиях осознанную антисоветчину, намеренные подколы и подковырки советской власти, представляя его отчаянным борцом с советским строем, абсолютно неоправданны.

Нет, Гайдай смеялся не над строем, а над жизнью человека в этом строе. И потому советский строй умер, а фильмы Гайдая живы.

Я скажу даже больше. Конечно, очень горько, что Гайдай ушел так рано, но – ради бога, простите мне эти слова – ему было бы еще горше, если бы он увидел, что сделали со страной, которую он защищал на великой войне, и что стало с великим кинематографом, которому он отдал свою жизнь. Потому что я ведь помню, как еще в начале 90-х он ужасно болезненно переживал, наблюдая лишь самые первые ростки того, что пышным цветом разрослось потом.

Ну о чем еще сказать? Может быть, сказать о самом, в конце концов, главном – обо всех фильмах Гайдая? Но что говорить, если эти фильмы знает каждый. Уже четыре десятилетия они не просто любимы – обожаемы зрителями. И ни на день не исчезают с экранов.

Вот разве еще попробую сказать о том, что в «низком» жанре комедии Гайдай сумел вовсе не осмеять, а воспеть персонаж «высокого» жанра трагедии – «маленького человека».

Ведь гайдаевские Шурик и Семен Семеныч Горбунков – это те же самые «маленькие» гоголевские люди, заверченные неумолимым, хоть и комическим, водоворотом жизни.

И потому мы смеемся не над ними, а вместе с ними. А главное – мы им сочувствуем, мы им сопереживаем...

Но, честно говоря, если бы я все это изложил Гайдаю, уверен, что он, так не терпевший высокопарность, сказал бы то, что говорил мне по самым разным поводам: «Аркадий Яковлевич, по-моему, вы бредите!» Да, несмотря на разницу в возрасте и положения, Гайдай был с нами, соавторами, всегда на «вы»: Аркадий Яковлевич, Юрий Самсонович. И мы, конечно, ему соответственно: Леонид Иович.

А то, что я тут пишу просто Гайдай да Гайдай, так это фамилия у него такая, очень подходящая для веселого жанра фамилия. Краткая, звонкая, удалая. Фамилия, ставшая в искусстве именем, вполне самостоятельным понятием. «Гайдаевский фильм» – это понятно всем.

Правда, не удержусь и вспомню, что в былые дни высоколобые коллеги говорили несколько иначе: «гайдаевщина». Причем вкладывали в это словечко столько иронии, даже презрения… А теперь, надо отдать им должное, многие собратья по кино признают: мы не поняли, мы проглядели, мы недооценили.

Что ж, прозрение коллег – это важно. Но гораздо важнее, повторю снова и снова, это то, что и тогда, и теперь, и впредь Гайдая любил, любит и будет любить народ.

Такое не многим удавалось. К иным талантливым художникам признание приходило только после жизни. Им, чтобы обессмертить свое имя, пришлось сначала умереть.
Гайдаю не надо было умирать, чтобы получить признание и любовь.

Не надо было вам от нас уходить, дорогой Леонид Иович.
Ах, как не надо было вам уходить...

Автор АРКАДИЙ ИНИН
Фото предоставлены
КИНОКОНЦЕРНОМ «МОСФИЛЬМ»